Тамсин не слышала возвращения Рика с Шиобан и не проснулась, даже когда Рик поднял ее с дивана и отнес в их комнату.

Одна за другой погасли лампы, зашумела вода в туалетах, скрипнули половицы, и дом затих.

Весь затих — если не считать легкого шелеста ленты в позабытом на камине, усердно работающем магнитофоне.

Глава шестнадцатая

Ральф проснулся в холодном поту, вынырнув из очередного тревожного сна. Странное дело: кошмары ему снились редко, спал он всегда глубоко и безмятежно. Попробовал вспомнить детали — не вышло, но что-то же его разбудило? Будильник? Точно, оживший радиобудильник плевался музыкой из другого конца спальни. Какого черта?.. Вот скотство, сам ведь поставил на… полвосьмого? Спятил. Ральф выдернул из-под головы жидкую подушку и накрыл ухо в попытке избавиться от треклятой музыки, а заодно и от пронырливого солнечного луча, который нашел щелку между шторами. Спросонья не распознав мелодию, он только сейчас, когда сон нехотя уполз, разобрал знакомые слова песни: «Сказал бы, что люблю, да только ни к чему. Хотел бы с Джесси быть, да только…»

Ну ни хрена себе. Ральф стащил подушку, приподнялся на руках и сел, мотая головой. В полвосьмого утра он на все сто согласен с Риком Спрингфилдом — денек начинался отвратно.

С трудом отказавшись от уютного тепла пледа, Ральф поплелся к радио. Где выключается эта хреновина? Он выдернул вилку из розетки и посидел немного на корточках, вслушиваясь в блаженную тишину.

Что происходит? Раз в жизни включил будильник, и тот разбудил его песенкой «Джесси»! Определенно кто-то там, наверху, озаботился его судьбой.

Что его, собственно, дернуло просыпаться в такую рань? Ах да, конечно, — студия! Сегодня он намерен отправиться в студию. А зачем? Вспомнил о призвании художника? Просто захотелось? Не сказал бы. Джемм… Джемм посоветовала. Так и есть, Джемм посоветовала пойти в студию.

Он и пообещал — чего не ляпнешь, чтобы доставить ей радость. Так и сказал — ты, мол, права. Завтра же и пойду, с утра пораньше.

— Только не ради меня, — предупредила Джемм. — Ты пойдешь ради самого себя. Обещаешь?

— Обещаю.

Вот и сидит теперь на полу в дикую рань пятницы — замерзший, обалдевший, невыспавшийся — и изумляется сам себе до чертиков. «Для себя? Да нет, я делаю это для тебя, Джемм, чтобы ты мной гордилась, чтобы подстегнуть твой интерес ко мне».

Почему бы не стать ее протеже, раз ей так хочется; почему не изобразить страдающего художника, если это повернет ее лицом к Ральфу, спиной к Смиту? Кто такой Смит? По сути — всего лишь клерк, чопорный зануда.

Ральф поднялся, прошел к окну и раздвинул шторы. Вспомнив наконец, кому обязан ранним подъемом, он был готов по-новому встретить новый день. И какой чудесный день! Повезло с погодой. Возьмет велосипед и прокатится до студии — проветрит легкие, как говаривала мать.

Он выудил спортивные трусы из груды одежды на полу, натянул и протопал по коридору к туалету, напевая под нос песенку про Джесси.

— Не знала, что ты из фанатов Рика Спрингфилда.

— Чт-то? — Ральф от неожиданности дернулся. Из спальни Смита появилась Джемм в старой футболке соседа, едва прикрывающей… надо думать, трусики. Кудри взлохмачены, лицо со сна розовое, губы припухли. Мультяшный мышонок, да и только.

— Ну? — Джемм зевнула. — И как тебе подъем в половине восьмого? Жуть, верно?

Не такая уж и жуть, если можешь полюбоваться заспанной Джемм в футболке, обтягивающей груди и дразнящей обещаниями всяческих «если». К примеру, если Джемм самый чуток нагнется — ему откроется пара сантиметров ее груди, а если… если вздумает потянуться со сна, то подол футболки поползет вверх и… о-о-о боже. Ральф отвел взгляд от ее ног.

— Мрак, — согласился он.

— Так и знала, что тебе не помешает моральная поддержка, вот и встала раньше времени. Оцени усилия.

— Господи, Джемм, зачем? Это вовсе не обязательно, но мне приятно. Очень мило с твоей стороны.

Встала раньше ради него!!! Вылезла из постели Смита — ради него! Ура!

— Пойдешь в ванную?

— Нет, ты первый. А я ради такого случая приготовлю завтрак. Только на минутку заскочу в туалет.

— Да-да, конечно, я подожду.

Ральф посторонился. Джемм шмыгнула в туалет, мимолетно задев его грудью. Приятелю в трусах хватило, чтобы ожить и беззастенчиво высунуть нос в ширинку. Черт. Ральф спешно вернул его на место, застегнул пуговицу и застыл в позе футболиста перед штрафным.

— Твоя очередь.

Джемм ускользнула на кухню. Ральф проводил взглядом маленькую фигурку в футболке, край которой подрагивал при каждом шаге в миллиметре от… У-уф! Выдохнув наконец в первый раз с того момента, как Джемм протиснулась мимо, Ральф закрыл за собой дверь ванной.

До чего же приятно представлять, как Джемм в коротенькой футболочке возится на кухне с его завтраком. Ральф весело улыбнулся. Его акции растут день ото дня. Прошло уже две недели с безумного вечера обжорства перцами чили, и Ральф успел за это время понять, что его тяга к Джемм — больше, чем страсть, зависть или ревность. Это любовь, и он не собирался упускать свой шанс. Такое чувство не должно просочиться как песок сквозь пальцы. А значит — нужно действовать медленно и осторожно.

Следуя внезапно пробудившемуся интересу к делам Смита, начиная с проблем на работе и заканчивая отдыхом по выходным, Ральф исподтишка выведывал, когда того не будет дома, а сам готовился к общению наедине с Джемм. Купил пару новых рубашек и даже выстирал джинсы, полгода дожидавшиеся этого праздника. Он стал постоянным покупателем на Норткоут-роуд, откуда приносил домой цветы — пионы, разумеется, — и регулярно подгадывал к ее приходу картину «Ральф, любовно составляющий букет для Джемм». Даже несколько раз собственноручно готовил ужин, а на почве пристрастия к острому между ними сложилось нечто вроде тайного сговора.

«Не пропусти ресторанчик в Эрлсфилд (Бэйсуотер, Брик-лейн). Ничего острее их блюд не пробовала». Или: «Представляешь, в Асде теперь тоже продают „тайских птичек“!» Ральфу как-то удалось раздобыть на Норткоут-роуд семена перца чили, которые они вместе с Джемм торжественно посадили, по очереди поливали и, как новоиспеченные родители, переживали за каждый проклюнувшийся росток.

Прогресс был налицо, и развитие событий радовало Ральфа, поскольку не только сближало его с Джемм, но и убирало с дороги Смита — любителя пресного печеночного паштета и всякой сливочной гадости с миндалем. Мелочь, конечно, но для Ральфа — весьма действенное приспособление для расшатывания фундамента фальшивого родства Смита и Джемм. Словом, все шло хорошо. И вдруг на тебе — всплыла проблема искусства.

Джемм подняла ее вчера вечером, за поливкой ростков чили.

— Не надумал взяться за кисть, Ральф?

— Зачем? — отозвался он рассеянно, решив, что речь идет о покраске стен в гостиной.

— То есть как? Кисть. Холст. Студия. Ты — художник, — громко и внятно произнесла Джемм, как будто обращалась к недоумку из специнтерната.

— Нет. А что, должен?

— Ты никому ничего не должен, мне просто показалось, что это случилось.

— Почему?

— Не знаю. Ты изменился, стал более… более целеустремленным, что ли. Более живым. Я даже гадала, не встретил ли ты кого, — добавила она, игриво ткнув Ральфа пальцем в ребра.

— Никого я не «встретил»! — рассмеялся Ральф, вернув ей тычок. — У меня уже есть подружка, не забыла?

— Ах да! Прелестная Клаудия. — Налет сарказма в голосе Джемм удивил и обрадовал Ральфа.

— Что ты имеешь против Клаудии, интересно? — Ничего… — Джемм сделала глубокий вдох, — кроме того, что ты с ней не счастлив и заслуживаешь, на мой взгляд, лучшего. — Джемм сконфуженно ковыряла пальцем влажную землю в пластиковых горшках с ростками.

— Да благословит тебя Господь, Джемайма! Я никак не рассчитывал на такую заботу. — Ральф ерничал, а сердце неслось со скоростью лидера «Формулы-1». Дождался! Она думает о нем, думает. — И кто же, по-твоему, мне подойдет больше? — поинтересовался он и вздернул бровь, продолжая изображать шута.