На дорожку Ральф скрутил косячок с травкой.

— Честно говоря, даже не знаю, что это за штука, — заметил он, вынув щепотку из пакета, — но стоила чертовски дорого и пахнет улетно.

— Выглядит как дерьмо скунса, — возразила Джемм. — Ты поосторожнее.

— Ерунда!

Раскурив на пару косячок, они оделись потеплее и вышли на вечерний морозец. Где-то на полпути оба поняли, что вляпались.

— Черт! — пробормотала Джемм. — Я уже под жутким кайфом.

— Аналогично, — кивнул Ральф.

— Предупреждала, чтоб поосторожнее.

Сент-Джеймс-роуд была пустынна и празднична, вся в слепящих и мигающих витринах, неоновых рекламах и рождественских огнях. Редкие компании держались на ногах не крепче Ральфа и Джемм. Ничего удивительного — последние выходные перед Рождеством.

Хихикая, парочка добралась до перекрестка. На Сент-Джонс-Хилл народу прибавилось; двери станции подземки выплевывали окоченевших пассажиров, еще не потерявших надежды успеть в «Маркс и Спенсер». Джемм с Ральфом перешли дорогу и ввалились в паб «У Фалькона», встреченные волной тепла и пивного духа, громкими мужскими голосами и взвизгами женского смеха. Огромный полукруглый зал, обставленный в викторианском стиле, был полон под завязку, так что к стойке пришлось проталкиваться, работая локтями.

— Я закажу, — сказала Джемм. — Ты что будешь? Она встала на перекладину для ног, прибавив себе пару дюймов, и навалилась на стойку. Многолетний опыт подсказывал, что это единственный способ добиться обслуживания в пабе, забитом мужиками, — женщин официантки обслуживали в первую очередь.

— Две пинты «Лёвенбрау», — проорала Джемм, поймав взгляд барменши.

Ральф с кружками в руках следовал за Джемм, пока та, выискивая приятелей, петляла между компаниями клерков при галстуках или студентов в джинсах и джемперах.

Радостный возглас, взмах рукой, масса незнакомых Ральфу лиц, вал тут же забытых имен, эхо одного и того же вопроса «А Смит где?», любопытные взгляды, дружеские рукопожатия, шумные разговоры.

— Джемм говорит, ты художник?

«Только тебя мне и не хватало». Ральф уставился на долговязого парня с асимметричным лицом.

— Э-э… вроде того… Точнее, был когда-то, но попыток не оставляю. — Он выдавил смешок и приклеился к кружке.

— Я, собственно, тоже по этой части и тоже «вроде того», — сообщил долговязый, игнорируя апатию Ральфа. — Компьютерный дизайн. Джемм говорит, и ты тем же подхалтуриваешь. На старичке «Маке», верно?

Ральф с ужасом понял, что его ждет: «Лично я считаю, что „Макинтоши“ себя изжили. Прошлый век!»

И дождался. И мысленно взвыл. Ральф любил компьютеры, но терпеть не мог разговоры о них. Да еще под кайфом. Жутким кайфом. Паб гудел разноголосицей и музыкой, Ральф то и дело просил долговязого повторить и сам себе удивлялся, на хрен ему нужна эта пустая трепотня. Время от времени он посматривал на Джемм, та тоже на мгновение отводила глаза от уродливой грудастой девицы. Ральф улыбался, хмыкал, кивал в знак согласия, мотал головой и без конца бубнил: «Угу, точно», но совершенно не врубался, о чем речь. Все, пора уматывать из этого бедлама. Пиво закончилось. Пинты хватило на десять минут.

— Еще по одной? — спросил Ральф, ткнув в пустую кружку долговязого.

— Ага. «Парсонз Кодпис», пожалуйста.

Ральф с облегченным вздохом двинулся к бару. И какого черта он обкурился? Травка превратила его в дерганого калеку-параноика. Черт. Домой хочется.

— Ты как?

Ральф обернулся. Слаба богу, это Джемм.

— Как куча дерьма. Ради всего святого, скажи, кто этот парень? Придурок какой-то.

— Кто, Горди?! Да он классный, Ральф! Просто ты под кайфом.

— Ну а ты как?

— Не лучше. Пыталась поговорить с Бекки, но ни слова не поняла и вдобавок не могла отцепить взгляд от ее сисек.

— Ну еще бы. Все лучше, чем глазеть на ее… гм… рожу.

Джемм с силой двинула его под ребра.

— Слушай, ты не против, если я отвалю после второй порции? Ей-богу, вечерок сегодня не для общения с кучей незнакомцев.

— Вечерок сегодня не для общения даже с самыми близкими друзьями, так что я с тобой.

Они вернулись за столик и снова пили, и снова болтали со взвинченными, орущими людьми — страдая от собственной тупости и клейма «безнадежно под кайфом», наверняка отпечатанного на их обалдевше-пустых физиономиях. Опустошив кружки, извинились перед кем могли и двинули на выход сквозь клубы дыма, музыку, наплывающие друг на друга лица и спины, крики «пива!», пока не добрались наконец до дверей.

— Аааааааааааааа! — выдохнули они в унисон, выползая из подземелья в холодную, абсолютную тишину.

— Жуть, — сказал Ральф.

— Дерьмо, — согласилась Джемм, набрасывая меховой капюшон и натягивая перчатки. — Так. Хочу покоя. Хочу туда, где мне не придется болтать с кем попало…

— Домой? — Ральф дохнул на сложенные ладони.

— Нет, раз уж все так вышло, воспользуемся шансом. Пошли в центр, а? Притворимся, будто мы туристы, и пошляемся всюду, куда нас обычно не затянешь. Ну же, Ральф! О, смотри, девятнадцатый номер! Это знак судьбы.

Джемм схватила Ральфа за руку, они рванули к остановке и запрыгнули на ступеньку уже отходящего автобуса.

Глава двадцатая

Начали они с Пикадилли. Впервые в жизни сидели среди туристов под «Эросом». Под вполне терпимый аккомпанемент дуэта африканских барабанщиков любовались огнями Пикадилли и говорили, что вид отсюда открывается неизмеримо лучший, чем с облюбованных лондонцами обзорных площадок. Потом как зомби бродили по Трокадеро, жмурясь от иллюминации и с отпавшими челюстями таращась на экстравагантные витрины. Прошлись по Джерард-стрит, улице, где любой уголок Джемм знала как свои пять пальцев, но где сегодня на каждом шагу ее ждали сказочные открытия. Лондон бурлил Рождеством. Куда бы они ни завернули, везде их ждало чудо. Что за удивительный город, что за поразительные магазины, что за странные рестораны.

В любимом китайском супермаркете Джемм они целую вечность бродили по рядам, ахая и охая над яркими пакетами не-пойми-чего. В мясном отделе за прилавком стоял знакомый Джемм мясник.

— Привет, Джемм, — улыбнулся он.

— Привет, Пит! У тебя, похоже, выходных не бывает?

— Не-а, зачем они мне? Я свое дело люблю. Все никак не нагляжусь на мясо да с требухой не наиграюсь.

Магазин уже закрывается, Пит как раз собирается домой, а живет он в двух шагах, так почему бы ребятам не зайти к нему на пиво с травкой?

Вечер становился все занимательнее.

Квартира Пита располагалась над банком «Гонконг» и принадлежала его боссу, владельцу супермаркета (а кроме того, по всей видимости, и всего Чайна-тауна). На разговор о триаде гости Пита не раскрутились, но между собой к соглашению пришли. Не сказать чтобы квартира поражала воображение: грязно-желтые стены, лохматые ковровые дорожки тоном потемнее, мебель дорогая, но безвкусная и неудобная.

Пит провел гостей по гулкому коридору в обоях «под бамбук», мимоходом включил пыльное бра-подсвечник и толкнул дверь белого дерева:

— А это мой будуар!

Ральф и Джемм расхохотались. Зеркальные стены огромной комнаты и зеркальные же двери стенных шкафов миллиарды раз отражали неоново-мигающий колорит Джерард-стрит в трех больших окнах. Но хохот вызвало не абсурдное количество зеркал, а основной предмет мебели в спальне. Футов в восемь квадратных, не меньше, кровать была увенчана немыслимых размеров изголовьем, больше похожим на консоль космической станции из «Звездных войн», с кучей кнопочек, ручек и вспыхивающих лампочек.

Ральф покачал головой:

— Вот черт! Надеюсь, у тебя есть лицензия на эту штуковину?

— Блеск, верно? — хохотнул и Пит. — Прокатиться не желаете?

Ральф и Джемм переглянулись. Обоим разом пришло в голову, что их несет: поздним пятничным вечером приняли приглашение незнакомого мясника, а тот, между прочим, уже раздевается, приглашая их опробовать сомнительное на вид ложе. Пит учуял напряжение и улыбнулся: